Днем я встал у клуба и разведывал обстановку. Около местного магазина стояли две лошади, одна с телегой, вторая с тарантасом. В этой я и уеду, на ней быстро можно скрыться,-решал я на ходу. Я быстро развязал вожжи, прыгнул в тарантас и звезданул кобылу по боку вожжами. Она понеслась рысью. Я стянул с себя свитер и набросил на голову, чтоб никто не видел моего лица.
-Стоооо-о-о-ой!-позади крича быстро бежала тетка.
Я еще наподдавал кобыле и та помчалась галопом.
Мне было немного не по себе, так как хотелось проехать незамеченным, а тетка наделала много шума. Я ехал по разным улицам и не знал, что делать дальше. По одной улице шли знакомые и я лег. Надеюсь меня не узнали,-думал я. Потом стал подгонять лошадь и наконец выехал за село. Тарантас я бросил недалеко в лесу, а лошадь повел к речке и привязал ее в укромном месте в камышах.
Потихоньку вернулся домой другой дорогой, переодел одежду и пошел на улицу. Дошел до сельсовета, стоит участковый:
-Снова бедокуришь?
Конец-испугался я.
-Заявление на тебя. Чего песни орешь по ночам?
Я облегченно вздохнул. Не про лошадь. Слава богу
-Какое еще заявление?
-Иди, глянь.
Я пошел за участковым. Там он закрыл дверь на ключ и твердым голосом спросил:
-Где кобылу спрятал, отвечай.
-Че за кобыла? Я не в курсах.-отпирался я возмущенно.
-Сволочь!
Мент знал, что говорить со мной бесполезно. Он позвонил в милицию и велел прислать за мной машину.
Участковый, лейтенант Сурахов, проживал в Падке четыре года. Был он мордатый татарин лет тридцати пяти с огромным красным пятном на левой щеке. Один раз в столовке подвыпивший мужик назвал его татарином. Сурахов оскорбился и пригрозил мужику арестом на 15 суток. Мужик опешил: Назови меня русским, я рад и горд буду. Сурахову стало стыдно и он ушел ничего мужику не сделав.
Стою у начальника уголовного розыска, полковника Левина. Долго смотрит на меня, затем, стучит по столу кулаком:
-Где кобыла, признавайся!
-Мне зачем она, огород пахать?
-Ах ты наглец, Лешка! Цыганам продал?
-Не знаю я никаких цыган.
Левин курил, у него подергивалась щека, нервничал. Потом подошел ко мне:
Ты лошадь украл! Будешь сидеть в камере, пока не признаешься. Меня увели в КПЗ, так как в камерах мест не было. Пока я глядел по сторонам, в первой камере подняли резинку, закрывающую глазок и стали меня рассматривать:
-За че взяли?
Говорят, я кобылу угнал.
-Да ну! В твои годы машины угонять надо.
В камерах раздался веселый смех. Я тоже смеялся. Заключенные по очереди глядели в глазок на чудака, укравшего в наше время лошадь.
Когда выйдешь,- продолжали они,-исправься, угони машину!
Опять все смеялись, в том числе и дежурный. А зеки стали спрашивать кто я и откуда. Когда узнали, что я из Падка, стали советовать на угнанной кобыле пригнать им бочку спирта. Так прошло часа три. Я размышлял признаваться мне или нет в краже лошади.Ведь я ни разу ни в чем не признался. Тут зашел дежурный и повел меня к Левину.
-Ну что признаешься?
-Да не трогал я ее!
-Эх, Лешка, Лешка.- Нашлась кобыла. Иди отсюда.
Я выскочил на улицу, вдохнул свежего воздуха, шел домой и думал: Где бы угнать лошадь?
Лошадь у соседей взял Ромка, вечером мы съездили к реке и забрали телевизоры. Продали по дешевке цыганам.